All hail Mighty Cloud, all hail.
Случайно наткнулся на возмущения фанатки Толкиена Великого и Ужасного.
Возмутило даму то, что Чайна Мьевилль осмелился критиковать профессора по поводу полит. взглядов и много еще чего.
Мьевилль, он такой, политически ориентированный ХД)
Тут не сам факт, недоумение вызывает истовое преклонение перед Толкиеном часто путем принижения заслуг других авторов.
Бесспорно, Властелин гигантская веха в фэнтези , прочее блабла
Но, простите, не настолько талантливая и во многом вторичная (еще библейская чутка, ИМХО)
Миры же Творца Чудовищ самобытны, уникальны и эпичны. При всем уважении к профессору Толкиену, он не смог создать вполовину такой захватывающий мир.
ИМХО
Возмутило даму то, что Чайна Мьевилль осмелился критиковать профессора по поводу полит. взглядов и много еще чего.
Мьевилль, он такой, политически ориентированный ХД)
Тут не сам факт, недоумение вызывает истовое преклонение перед Толкиеном часто путем принижения заслуг других авторов.
Бесспорно, Властелин гигантская веха в фэнтези , прочее блабла
Но, простите, не настолько талантливая и во многом вторичная (еще библейская чутка, ИМХО)
Миры же Творца Чудовищ самобытны, уникальны и эпичны. При всем уважении к профессору Толкиену, он не смог создать вполовину такой захватывающий мир.
ИМХО
Не думаю )
Мэйби неверно выразил мысль - настолько отличные по смыслу сотворенного столпы литературы странно сталкивать меж собой.
ППКС.)
во многом вторичная (еще библейская чутка, ИМХО) Толкиен просто шел примерно по тому же пути, что и его приятель Льюис - ваял миры, попутно частично переосмысляя Библию. Хотя у того же Льюиса в этом смысле все в разы прозрачней: в его "Хрониках Нарнии" библейские отсылки торчат просто отовсюду буквально. Толкиена же больше интересовали мифы, причем, скандинавские мифы. Так что да, не он первый, и не он последний это делал, - библейские мотивы вообще можно пропихнуть куда угодно, при желании. У Толкиена же это была просто вполне осознанная цель, надо думать. Because of reasons, как говорится.)) То есть, по неким причинам он сам хотел, чтобы при прочтении его книг читатель улавливал нечто отчасти знакомое.